Нас с Витей вывели за ворота и мы долго ещё стояли там, держась за руки. Не знали, куда нам податься и что делать.
      Так, пока Лукерья, с какой-то женщиной, не завела нас в пустующую избу, и затопила там печь. Утром, Лукерья привезла на санках наше всё тряпьё, которое валялось у неё в сенях и в бане.
      И с этого дня мы стали жить в этой хате, а питаться, что дадут люди. По миру ходила я, а Витя ждал меня. Через некоторое время я уже знала, в какой дом нельзя заходить всё равно ничего не дадут, а там где подавали, установила очерёдность.
      Примерно через один месяц в сельсовете решили нам выдавать просенную муку и одна женщина два раза в месяц пекла из этой муки что-то вроде по форме кекса на листах. Мы разрезали на порции и складывали в ведро. На две недели нам не хватало, приходилось мне ходить по миру.
      При воспоминании об этих мучениях снова впадаю в мрачное уныние, как будто было вчера.
      За тем, нас с Витей перевели в другое жильё. Там жили две старушки, называли себя сёстрами, не знаю, были они сёстрами по рождению или как монашки, но вся их жизнь и вид были монахинь. Дома они почти не бывали, куда-то на много дней уходили. До нас с Витей видимо у них жило много людей, так как в горнице во всю длину стояли топчаны, придвинутые один к другому, и получались нары. Мы с Витей заняли с края часть нар. Постелили свои лохмотья, и вышло, по сравнению с баней Лукерьи, довольно удобное место ночлега.
      Через день два освоившись, я протопила баню, и мы с Витей по очереди помылись. Мыла кусочек дала женщина, которая нам пекла из просяной муки что-то вроде хлеба. Я сделала щёлок и постирала себе и Вите одежду. Вшей у нас было много и мытьё, моя стирка мало помогали, а всё-таки стало легче. Но долго ещё приходилось с Витей сидеть бить вшей, физически очищая от них и гнид, свои лохмотья и в волосы голов. Я Витю остригла так, что у него голова была чистая хоть стрижка плохая, ну что поделаешь, так всё же лучше.
      Была весна 1933 года. У нас с Витей тёплой одежды не было, так что жили одним днём. В чём я ходила по деревне сейчас страшно вспомнить, но опять же, время шло к лету.
      Как-то раз одна из хозяек попросила меня полезть на чердак и достать веник, чтоб они попарились в бане. Там на чердаке я увидела чёрные два гроба. Быстро без веника спустилась вниз и объяснила, что напугалась гробов. Но монашка сказала, что это они заготовили себе, ведь у них тоже никого родных нет и хоронить будут чужие люди. Веник мне пришлось достать, только, вспоминаю, в тот вечер мы с Витей долго не спали и плакали о своей маме.
      Потом, позднее, поняла, почему у них гробы были чёрные. Они сделаны не из колод для пойки скота, как у нашей мамы, а смазаны чем-то черным, чтоб не рассохлось дерево. За всё время, как выгнали нас из своего дома, мы столько пережили, столько перенесли мучений, что оставаться одним в пустом доме было не страшно, а страх преследовал какой-то другой... Жили на хлебе и воде, обое похожи были на ходячих скелетов.
      Дом, из которого комитет бедноты выгнал нашу семью, всё ещё стоял пустой, никому не нужен, только всё что можно было, разграблено и разломано своими же односельчанами.
      В этом же 1933 году в соседнем селе было посеяно просо, и его не убрали. Так что оно оказалось под снегом. Жители этого села в начавшийся голод стали потихоньку выкапывать из-под снега просо и применять в пищу. А это просо было отравлено, и все кто попытался как-то использовать его в еду, страшной смертью умирали. В большинстве случаев умирали родители, а дети оставались сиротами, потому, что детей старались кормить другими продуктами и молоком.
      По случаю этой беды в деревне Сухановой был организован центральный пункт врачей и многочисленного медперсонала. Против дома, где нас с Витей поселили, работала для врачей столовая и мы с братом, почти ежедневно ходили туда, выпросить хоть что ни будь поесть. Нас уже многие работники столовой знали, и некоторые из них подавали. Я им предлагала свои услуги, чем ни будь помочь, но они отказывались, видимо мой наружный вид не соответствовал работе в столовой.
      Нам с Витей, сильно изглодавшим, подаяния столовой очень помогли. И Витя становился похожий на мальчика, ему шел тогда пятый год от роду. Здесь, в деревне, мы с Витей, да и многими односельчанами впервые увидели настоящий самолёт.
     
      Трагедия с отравлением людей была воспринята в стране с серьёзной тревогой. Снизу до верху, на ноги были подняты правоохранительные органы, а медицинские работники дни и ночи делали всё по спасению населения оказавшегося в беде. Наша деревня Суханова была не только тогда медицинским центром, но и многое руководство страны тут решало необходимые важные вопросы в наведении порядка и помощи пострадавшим семьям.
      Первое из решений коснулось и нас с братиком, это было решено в деревне устроить детдом.