На первых порах организованный детский дом нельзя было назвать детдомом, – это был просто приют для сирот. Где можно иметь топчан для спанья и два раза в день, утром и вечером, по кусочку хлеба и тарелку супа или каши. Через некоторое время детей добавилось, и нам выдали по матрацу, подушке и одеялу.
      Я собрала все лохмотья и мамины одёжки, в которых была уйма вшей и гнид всё связала в большой узел и вечером, чтоб никто не видел, привязала кирпич к этому родительскому наследству и около мостика не далеко от приюта утопила. А когда нас помыли в бане и дали одежду переодеться, всё с нас было сожжено в топке печи. Вот так мы сироты начали приходить в человеческий вид.
      К осени 1933 года нас кое-как одели и дети школьного возраста стали учиться. В приюте появилось больше сотрудников и улучшилось питание, т.е. кормили уже три раза с более или менее нормальным меню. Я, не учась в первом и во втором классах, пошла учиться в третий. Мне, конечно, было очень тяжело, но я старалась изо всех сил догнать сверстников. А догонять приходилось тяжело. Освещались керосиновыми лампами, так что керосин сотрудники экономили и ночью лампу зажечь нельзя.
      Баня у бывших хозяев, где находился приют, которых видимо тоже раскулачили, была большая и топилась не по чёрному, вот здесь-то я и занималась при лучинах. Когда о моих ночных занятиях стало известно старшей по приюту, она разрешила взять мне маленькую керосиновую лампу, чтоб избежать пожара от моих лучин. Потом она часто заходила ко мне и многое мне объясняла, спасибо ей.
      Вот с большим моим трудом и помощью учителей школы я закончила три класса и перешла в четвёртый с оценками в основном «уд.»
      Теперь уже можно было назвать приют детским домом. Начали детей нормально кормить, одевать, учить и стараться заниматься воспитанием, иногда с жестокими приёмами. По рассказам детей они и от некоторых родителей натерпелись много тяжёлого. Как бы ни бывало в детдоме, а мой братик Виктор не задавал мне постоянно вопрос, на который мне было трудно отвечать, ибо я об этом тоже думала. А вопрос такой – “Маня, мы с тобой тоже скоро умрём?” Как я должна была отвечать на него, если мы остались одни на белом свете, разутые, раздетые, истощённые и без своего угла. Но помню, со слезами уговаривала Витю, что всё будет хорошо, нам поможет мой крёстный Алёша.
      А Алёша приехал в деревню по каким-то своим делам, и через людей передал свою фотокарточку (я которую до сих пор храню, только зачеркнула слово крестнице) и несколько рублей. Это была вся его нам помощь. Повидаться видимо не хотел, да и сотрудники детского дома могли, как родственника просить постоянную опеку и тому подобное, что как оказалось в его планы совсем не входило.
      В наш детдом начали привозить ещё сирот, и было решение его перевести в село Черепанова, это за пять километров от центра Каргапольского района.
      Селение Черепанова было маленькое: две небольшие улицы, рядом лес, пионерлагерь и река Миасс. В двух домах, похоже, тоже остались после раскулачивания, разместился детский дом. У нас появилось своё хозяйство: это лошади, коровы и собака, немецкая овчарка Хайбер. А мы, были обязаны по очереди за скотом ухаживать. Для меня лично, ухаживать за скотом доставляло большое удовольствие, и я часто помогала конюху Герасиму, он мне доверял.
      В селе Черепанова школы не было, а поэтому, дети вынуждены ходить учиться в другие сёла, где они были. Вот тут-то опять возник старый больной вопрос для меня, что делать с четвёртым классом. В селе, где была школа четырёхклассная должны пойти только в первый и второй класс, а в четвёртый я одна. Школа десятилетка находилась в большом селе Журавлёвка и с согласия директора детдома Николая Николаевича, я пошла в 1934 году в пятый класс. Воспитательница Ольга Васильевна учительница и благодаря ей я сумела заниматься не очень хорошо, но сказать посредственно можно.
      Ходить в эту школу в село Журавлёвка далеко и лесом, но возить отказались.
      Со мной ходила в школу одна девочка не из детдома, и мы с ней очень подружились, а детдомовские ребята ходили больше отдельно от нас и при том, часто сачковали. В домах, где разместился детдом, стало очень тесно и директор – Николай Николаевич, добился разрешения и средств на постройку нового детдома, близко к селу Черепанова и рядом с пионерлагерем в лесу на берегу реки Миасс.
      Вскоре Николай Николаевич и Ольга Васильевна стали мужем и женой чему все, как вспоминаю, были рады. Таких людей как эта чета я в жизни не встречала, они для меня остались самыми дорогими, конечно после отца с матерью.
      Ольга Васильевна – воспитательница группы, в которой был мой брат, и такое внимание к нему может проявлять только родной человек. Брат Витя часто ночью писял в постель и по этой причине хотел, чтобы наши топчаны были рядом, так как я его будила.
      Ольга Васильевна поставила Витин топчан за печкой в углу рядом со мной, и в комнате никто не возражал из девочек. А если случиться и я просплю, то надо было видеть старанье Ольги Васильевны скрытно поменять постель, чтоб эту неприятность с Витей, мы знали только двое, она и я. Витя был похож на маму и когда поправился, стал очень красивым мальчиком.
      Ольга Васильевна ко всем относилась очень хорошо, но Витю, мне казалось, любит больше всех. Николай Николаевич часто уезжал по делам и Ольга Васильевна, была его заместителем. В группе мальчиков появился новый воспитатель – молодой парень, только вернулся из армии и устраивал много для них интересных игр, в чём и Ольга Васильевна ему всегда помогала.
      Был один воспитанник, Петя. Он имел родителей, которые издевались над ним и потом они оказались в тюрьме, а его привезли в детдом. Этот Петя был страшно невоспитанный, безобразничал в детдоме и в селе Черепанова. Соседка детского дома очень часто приходила с жалобами на Петю и его, наказывали. Соседка и сама была вредная старуха, но Петю нельзя оправдывать. Он, один раз, такое ей устроил, что директору пришлось за него извиняться и платить за причинённое зло. Однажды Петя, на всех арбузах, которые она ждала, пока созреют, навырезал скверное слово и она его, подкравшись, избила до полусмерти. Петю принесли еле живого.
      Старшие мальчишки ей пригрозили. И где-то осенью, когда вода в Миассе начала покрываться льдом, посадили силой соседку в старую карету и пустили с берега. Лёд был ещё тонкий, и карета остановилась в воде, к счастью около самого берега. Ей же, сказали, что если будет жаловаться, искупают в проруби.
      В детдоме, когда разбирали этот случай – катание соседки в карете, я как заместитель председателя совета детдома, была за Петю.

      В поездку в те места с моим сыном, это было в 1973 году, мы около ворот бывшего детдома встретили женщину, она оказалась невесткой той соседки. И невестка сказала своему сыну, что приехала бывшая детдомовка, сидят у ворот. Тот прибежал, и мы с ним сразу узнали друг друга, хоть прошло больше тридцати лет.